Карантин, дефицит и телесность. Интервью с Ириной Озаринской

— В разных городах условия немного отличаются. Я нахожусь в Северном Рейне-Вестфалии. Здесь начинаются послабления, открываются магазины площадью до 800 квадратных метров. Но требуется закрывать нос и рот в городском транспорте и в магазинах. Ношение масок должно быть обязательным, а при их отсутствии будет взиматься штраф.

— Я нахожусь в чужой стране и с уважением принимаю правила этой страны. Вообще, мое отношение к ситуации такое: коронавирус еще мало изучен, возможно, некоторые правила предосторожности и не оправдаются в будущем, но всё же лучше поберечь и себя, и других.

— Раньше я не верила в фантастику, а теперь понимаю: многое из того, что писали фантасты, сегодня сбывается. Не знаю насчёт своих собственных предчувствий… Скорее, дело в выборе. Мы всегда можем сделать в жизни только один выбор. И иметь результат этого выбора. Есть некий алгоритм. Я думаю, что и фантазии писателей, и предчувствия художников идут по этому алгоритму.

Когда я стала делать фото в ZARA c закрытым лицом, это был мой личный выбор закрытия.

— Мой фотопроект с ZARA был проживанием созданных луков: я делала фото в той одежде, которую я не собиралась покупать, но хотела позволить себе прожить какие-то кусочки времени в этих образах.

Началось всё с того, что однажды я увидела в ZARA безумное платье и поняла, что вряд ли его куплю. Но я его надела, начала танцевать и стала снимать видео на смартфон. Было круто! Получилась женщина-лампа, которая вся светится! Платье я, естественно, не купила. Но момент счастья запомнила. Потом я подумала, что мне интересно еще раз выйти из своей одежды, чтобы оказаться кем-то еще. А что, если я зайду в ZARA и выберу те вещи, которые я определенно не куплю, но смогу прожить в них новые образы? И я начала примерять, фотографировать и выставлять эти образы в своем фейсбуке.

Но к моменту появления закрытого лица этот проект уже стал выхолащиваться. Я путешествовала по Европе и повсюду заходила в ZARA, проделала такое исследование, что знала уже практически все их принципы работы. И, фактически, этот проект для себя уже закрыла. В будущем планирую сделать выставку этих фотографий.

— Незадолго до всех этих событий меня всё больше стали занимать мои внутренние чувственные переживания. Моя жизнь серьезно изменилась после «СловоНово», культурного форума в Черногории, куда меня пригласил прошлой осенью Марат Гельман. Он, кстати, меня предупреждал: «После «СловоНово» твоя жизнь изменится». Так и вышло. У меня появились знакомые, которые заставили проснуться мою чувственную природу. В результате мне удалось обратить взгляд внутрь себя, закрыться наедине с этими внутренними переживаниями, чтобы работать на образ.

Прежде моя проблема была в том, что, имея багаж полного академического образования, от школы Костанди и одесской Грековки до НАОМА, будучи всю жизнь погруженной в образотворче мистецтво, я к созданию образов, собственно говоря, так и не приступала. Мои ранние живописные серии — Dog Art, Birds, Artist books и даже «Очереди» — всё это было в большей степени иллюстрированием. Такой внешней документацией. А какого-то сильного внутреннего художественного образа там не было.

И вот, после «СловоНово» в моей жизни запустился новый алгоритм, и появились новые акварели. Вначале появились СКАZКИ.

— Телесность появилась в какой-то момент довольно случайно. Я всю жизнь писала акварельными красками «Ленинград». Но когда я купила немецкую акварель, оказалось, что она абсолютно другая. И это другая логика рисования, другая логика ведения работы. Я купила «клеточку» голубой и «клеточку» телесной краски. И вот эта телесная краска даёт такое ощущение телесности, которое возбуждает. На самом деле, все эти акварели я рисовала в состоянии возбуждения. Я не знаю, передают ли всё это фотографии в фейсбуке, но в реальности от каждой из этих работ идет сумасшедшая энергия.

— Я горжусь, что пришла к этой теме. Для меня это большой плюс, потому что я вышла на создание образа. У меня был дефицит образности — и теперь я его восполняю. Кроме того, я совершила маленькую внутреннюю революцию, потому что я стала позволять себе не дорисовывать.

Раньше у меня было очень академическое мышление: раз уж ты рисуешь человека, дорисовывай его полностью. А тут появляется такая образная свобода, с акцентом на теле. Но это тело может быть без рук. Или без головы. Потому что сейчас у меня такой период чувственности, и я это переживаю. Раньше я не знала, как всё это высказывать. А сейчас случился прорыв.

Это тоже произошло довольно случайно. В Одессе, в училище, мы плохо умели заканчивать свои работы. Вначале работы были намного интереснее, чем в конце. Эта проблема была у многих. Но я все равно всегда заканчивала. Даже когда стала вывешивать начатые акварели на тему телесности в фейсбуке. Я вывешу, а люди пишут в комментах: «Ира, круто! Не заканчивай!» А я эти комменты не успеваю прочесть. Я же продолжаю рисовать, меня прёт творческий спазм. Но в какой-то момент я вывесила начатую работу и на что-то отвлеклась. И комментарий про «не заканчивай» сработал. И появилась интересность.

Хотя по поводу одной из работ этой серии разразился скандальчик в фейсбуке, в комментариях. Меня начали обвинять в расчленёнке! Но ведь многие скульптуры из Древней Греции дошли до нас с отсеченными частями тела. Мы воспитывались на этих примерах. В нашем сознании отложилось, что у Венеры — рук нет! Конечности богини уже сам зритель додумывает. Я же в серии работ, посвященных телесности, сосредоточилась на главном для меня — на создании образа. И отмела все лишнее, как учит нас время и история искусств.

— Например, дефицит отношений с женщиной. Какие отношения с женщиной? У меня не было сексуальных контактов с женщиной. Но я могу об этом думать. И создаваемые мною образы телесности это компенсируют.

Или дефицит внимания. Если в компании две женщины и один мужчина, между женщинами всегда идет борьба за этого мужчину. А почему бы не сместить акцент на женщин и не обхитрить их? Делаешь в рисунке акцент на женщинах, и им уже не нужен этот мужчина. Потому что ты даешь другой момент возбуждения.

— Да. Например, в СКАZКАХ, в которых уже появляется телесность, у меня есть такая работа, где изображены ноги и две вагины. Это — разговор с сестрой. То есть, образно он идёт на таком уровне. И я в своем получении кайфа от общения перехожу на рассматривание фигуры моей сестры. И получается разговор двух женщин, который обогащается посредством телесности.

— Хвост в моих работах появился в результате дискуссий с моим новым другом, поэтом и перформером. Спасибо за знакомство Марату Гельману!

— Идея с немецким огородиком родилась так. Я — женщина-космос. Поэтому часто зависаю где-то в небесах. Прошлым летом так зависла, что моя психологиня долго меня возвращала на землю. И тогда я открыла для себя важный момент: если ладонями и ногами постоять на земле, то происходит заземление. А если возделывать землю, то возвращается радость. Но возделывать нужно без фанатизма, не гектарами, а маленькими кусочками.

Во время карантина сбылась моя давняя мечта пожить в Германии. Я здесь нахожусь уже второй месяц. И, как ни странно, во время ограничения общения у меня здесь появились новые друзья. Все мы живем в трёхэтажном доме, который построили французы. На каждом этаже живут безумно интересные люди. Например, хозяин дома, немец, меннонит, отлично говорит по-русски. Его мама родом из Украины. А у него свое мини-издательство. Он переводит Пелевина на немецкий язык и издаёт его.

И вот, когда я оказалась в новой обстановке без возможности скоро вернуться домой, то предложила жителям нашего «французского домика» сделать маленький огородик. Благо, что у них есть сад. Они выделили мне кусочек земли — и понеслась!

Правда, была и еще одна причина. Поговаривали, что будет небольшой дефицит с продуктами, так как из-за пандемии сейчас некому обрабатывать землю в промышленных масштабах. Поэтому зелень и овощи не помешают.

Я превратила огород в проект и фиксирую все действия на нём с помощью акварельного комикса. В дальнейшем мечтаю, чтобы вышла книга — «Абетка огородника».

— Я давно уже постоянно живу на три города: Одесса, Киев, Венеция. Когда начиналось закрытие Европы, я была в Венеции. Застала последние дни карнавала. Я не люблю карнавал, так же, как и Первое апреля в Одессе. Но у меня появилась прекрасная подруга, которая, когда уже начали выпроваживать людей с острова, пригласила меня в кафе «Флориан». Это легендарное место, в котором в конце XIX века зародилась Венецианская биеннале.

Моя подруга была очень элегантно одета. А я всегда одеваюсь так, что это почти карнавал. Нас пропустили в кафе «Флориан». Но попросили сесть не рядом с окном, потому что рядом с окном сидят люди, которые одеты с ног до головы в карнавальные костюмы. Они в образах. Но мы издалека тоже неплохо смотрелись.

Вокруг были большие компании людей в возрасте, которые давно знакомы друг с другом. Очевидно, они из поколения в поколение так проводят карнавал. Они наслаждались общением друг с другом. Появлялись какие-то француженки, одетые так, как будто они хотят всех возбуждать. Напротив нас сидел человек, который постоянно чихал в нашу сторону. И я одновременно и получала удовольствие, и напрягалась.

А в это время мимо проходили редкие уже туристы, кто в маске, кто нет, и они смотрели на окна «Флориана» как на очень эффектное и дорогое шоу в большом аквариуме. И тогда у меня внутри этого аквариаума появилось чувство изоляции. Это была такая зримая метафора того, что мы действительно на закрытом острове, а окно кафе — это выход в мир.

Некоторые туристы заходили внутрь кафе, им хотелось подышать атмосферой карнавала. Но когда мы вышли на улицу, там было практически пусто.

Я уехала из Венеции накануне карантина. Моя сестра вызвала меня в Испанию на арт-резиденцию. Позже у меня появилась возможность пожить пару дней в Германии. Я Германию очень люблю. Но когда я решила возвращаться домой — двери захлопнулись. И вот я здесь остановилась, встретила очень классных людей, и началась уже моя жизнь в Германии. С творческой точки зрения получилась та же самая арт-резиденция.

— В начале мая я уезжаю в Нюрнберг на частную арт-резиденцию, которая продлится три недели. После этого намерена поехать в Венецию. Возможно, к тому времени попасть на остров будет уже легче. Пока же вариант такой: из Франкфурта-на-Майне полететь в Милан или Рим, поскольку лишь из Франкфурта совершаются полёты в Италию, и только эти два итальянских города принимают самолёты из Германии. А оттуда уже в Венецию на такси, потому что из аэропорта запрещено добираться общественным транспортом на остров. Только такой вариант на сегодня возможен. Посольства могут дать деньги на такое путешествие, но потом эти деньги нужно будет возвращать. Эту информацию я получила в посольстве, когда им звонила.

— Скорее всего, у меня нет идентификации с какой-то конкретной страной. Я человек мира. Или, если конкретнее, я — европейка. Но из-за моих постоянных миграций чем дальше, тем больше у меня лежит душа к Украине. Меня многие спрашивают: «Ира, если ты живешь за рубежом, зачем ты всё время делаешь выставки в Украине?» И вот только сейчас я понимаю, насколько я люблю Одессу, Киев, Львов и Харьков — города, которые всегда меня поддерживают как художницу. Надеюсь, как только кончится это карантинное безумие, я вернусь в Украину и сделаю новую выставку.

— До скорой встречи!